Вступление

Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметричном порядке [ . . . ] нет! У нее есть своя душа, своя жизнь [ . . . ] каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись [ . . . ] богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта.

(М. Ю. Лермонтов)

Москва — один из крупнейших и красивейших городов мира, столица Союза Советских Социалистических Республик, промышленный, торговый, транспортный центр огромной страны, центр науки и культуры. Москва — город-герой, ставший неприступной крепостью в годы Великой Отечественной войны.

Современная Москва — многомиллионный, раскинувшийся на десятки километров город-гигант, внешний облик и жизнь которого пронизаны ритмами XX ве-ка. Взметнувшиеся высоко вверх конструкции строгих зданий из стекла и бетона, потоки мчащихся по широким проспектам автомашин, неоновые рекламы, нескончаемое движение разноязыкой людской массы.

И вместе с тем Москва — город седой старины, бережно сохраняющий свою национальную самобытность. Душой и сердцем Москвы всегда был и остается по сей день древний Кремль, расположенный в самом центре города.

Современные кварталы окружают замечательные архитектурные комплексы бывших монастырей: Новодевичьего, Донского, Андроникова, Симонова, древние храмы и гражданские постройки прошлых веков.

Свыше восьми с половиной столетий насчитывает славная и героическая история Москвы.

Первое упоминание о ней относится к 1147 году. Летописец приводит текст послания суздальского князя Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха, своему другу Святославу Ольговичу, новгород-северскому князю, спасавшемуся тогда от преследования врагов в Смоленской земле — это было время княжеских междоусобиц. „Прииде ко мне, брате, в Москов”, — писал Юрий Святославу. Здесь, как сообщает далее летописец, 4 апреля 1147 года в честь встречи князей был дан „обед силен”. Это и есть первое упоминание о Москве, которая тогда уже существовала как поселение с таким названием. Памятник основателю Москвы князю Юрию Долгорукому стоит ныне на одной из центральных площадей города перед зданием Московского Совета.

Расположенная в центре Руси, в междуречье Волги и Оки, где складывалось этническое ядро великорусской народности, связанная удобными водными путями с ближними и дальними землями, Москва быстро крепла и развивалась. Росла ее экономическая и политическая роль.

Возникнув в середине XII века как маленький городок-крепость на границе Владимиро-Суздальской земли, она в начале XIII века стала центром небольшого удельного княжества, а в следующем столетии Москва — уже глава всех русских городов.

Роль, которую выпало сыграть ей в истории России, совершенно исключительна. Нет города, который мог бы соперничать с Москвой в этом. В самую трудную для Руси пору, когда раздробленная на отдельные, часто враждовавшие между собой княжества страна находилась под монголо-татарским игом, Москва выступила за объединение разрозненных русских земель и возглавила борьбу с иноземным игом, несколько столетий терзавшим Русь, борьбу, закончившуюся изгнанием врага и созданием единого Русского государства.

История города оказалась настолько неразрывно слитой с историей России, что понятия эти часто отождествлялись. Иностранцы, посещавшие страну в XVI—XVII веках, называли ее Московией, а жителей — московитами.

Взятие Москвы расценивалось неприятелем во все времена как поражение России. Известны слова Наполеона: „Взяв Москву, я поражу Россию в сердце”. На то же рассчитывали и фашистские захватчики, тщетно стремившиеся овладеть городом осенью 1941 года.

Став в XV столетии столицей, Москва отныне навсегда сохранила свое значение в жизни страны. Даже в то время, когда официальной столицей был Петербург— Петроград (1713—1918), она оставалась историческим центром, „столицей народа русского” (К.С.Аксаков), средоточием промышленности, торговли и национальной русской культуры.

Если Петербург, построенный по принципу европейских городов, олицетворял новую, прозападную ориентацию России, намеченную Петром I, Москва осталась хранительницей старых национальных традиций. Они проявлялись во всем: в характере московской застройки, в обилии памятников древнего зодчества, в быте, нравах, обычаях, образе жизни московичей.

Определяя различие двух столиц, Н. В. Гоголь писал: „Как раскинулась, как расширилась старая Москва![. . . ] Как сдвинулся, как вытянулся в струнку щеголь Петербург!”.

Писатель имел в виду не только разницу ландшафта — широкого пространства Москвы и небольшого, с трудом отвоеванного у болот места, на котором вырос Петербург. Мысль Гоголя шла глубже, схватывая самую сущность Москвы как русского города, отличающегося от европеизированного Петербурга свойственным на-циональному характеру стремлением к широкой, свободной, раскованной жизни.

„История государства, — писал В. О. Ключевский, — положила резкую печать на всю физиономию столицы, на ее расположение и укрепления: видно было, что этот город рос медленно, расширяясь от центра во все стороны, захватывая окрестные селения, слагался под влиянием постоянных внешних опасностей”.

Разрастаясь, Москва окружалась поясами крепостных стен с башнями. К концу XVI столетия она имела четыре кольца укреплений: стены Кремля, Китай-города, Белого и Земляного городов. Подступы к городским укреплениям прикрывали дозорные монастыри.

В XVIII веке вокруг Москвы была проведена новая таможенная граница — Камер-Коллежский вал с шестнадцатью заставами по главным дорогам. В начале XX века — Окружная железная дорога, связавшая все вокзалы города и ставшая к 1917 году официальной городской чертой.

В наши дни Москва далеко перешагнула и эту границу. Ее окружила широкая Кольцевая шоссейная дорога (с 1960 года — граница города), протяженностью более ста километров.

Одновременно с кольцевой системой, обусловленной необходимостью защиты города в средние века от постоянно грозившей ему опасности, складывалась и радиальная система улиц, связанная со спецификой Москвы как большого торгового центра.

В улицы постепенно превращались многочисленные торговые пути, ведущие от Красной площади —главного московского торга, — в разные ближние и дальние города и монастыри. По их названиям именовались и улицы: Тверская, Дмитровка, Серпуховская, Петровка, Сретенка и другие.

Своеобразие архитектурному облику города, его быту придал и тот исторический факт, что Москва была религиозным центром страны. Здесь, в городе „сорока сороков” церквей, ежедневно пробуждавшемся под колокольный перезвон, долгое время многое напоминало патриархальную старину. Религиозные традиции — крестные ходы, вынос чтимых „чудотворных” икон, „местные” церковные праздники — в „первопрестольной столице” держались особенно прочно”.

Слагавшаяся в течение многих веков, Москва в XIX веке представляла собой смешение разных времен и стилей. В.Г.Белинский назвал ее „причудливым городом, в котором пестреют и мечутся в глаза перемешанные черты европеизма и азиатизма”.

В начале XX века, в годы первой русской революции, Москва наряду с Петербургом выдвинулась в первые ряды общероссийского пролетарского движения. „Революционные события в Москве, — писал В.И.Ленин в 1905 году, — это — первая молния грозы, осветившая новое поле сражения”.

Московские улицы и площади заполнялись в те дни демонстрантами, массой восставшего народа, становясь подчас настоящим полем сражений. Центром революционных событий 1905 года в Москве был район Пресни (ныне Красной Пресни).

В 1917 году Москва, наряду с революционным Петроградом, — снова во главе освободительной борьбы русского пролетариата и крестьянства, приведшей в октябре к победе Советской власти.

Революционные события вносили новые ритмы, новые краски в жизнь старого города, изменяя его облик, наполняя новым духом.

После Великой Октябрьской социалистической революции Москва с февраля 1918 года — вновь столица, но теперь уже — первого в мире государства рабочих и крестьян. Московский Кремль становится местом пребывания Советского правительства во главе с вождем революционного пролетариата В. И. Лениным. Отсюда, из Кремля, тянулись нити руководства гигантской страной и в годы гражданской войны, и в годы восстановления разрушенного хозяйства — в период тяжелой военно-политической и экономической битвы молодой Страны Советов с силами старого мира, и в годы первых пятилеток. Москва вдохновляла, Москва организовывала, Москва вовремя приходила на помощь.

В жизни старого города наступила новая эра. Он словно пережил второе рождение. При сохранении исторически сложившейся радиально-кольцевой системы, город, включая самую древнюю его центральную часть, был подвергнут перепланировке и упорядочению.

Генеральный план реконструкции Москвы, утвержденный в 1935 году, был направлен на решение поставленных партией и правительством задач: „На основе последних достижений архитектурной мысли и опыта городского строительства строить и создавать высококачественные сооружения для трудящихся, чтобы строительство и архитектурное оформление столицы полностью отражали величие и красоту социалистической эпохи, улучшало и облегчало жизнь граждан”.

По сей день Москва продолжает благоустраиваться. Москвичи осуществляют задачу, поставленную XXIV съездом КПСС, — превратить столицу в образцовый коммунистический город.

Современная Москва представляет собой также крупнейший центр международной политической жизни, город дружбы и братства народов мира, где проходят всемирные фестивали молодежи и студентов, международные конкурсы, Олимпийские игры, международные выставки, кинофестивали.

Здесь сложились новые традиции празднования революционных торжеств, проведения демонстраций, спортивных представлений.

Многовековая история Москвы была героической и вместе с тем сложной, а порою и глубоко драматичной. Если в Петербурге—Петрограде—Ленинграде, на улицы которого никогда не ступала нога неприятеля, до наших дней сохранились в первозданном виде многие архитектурные ансамбли, то Москва на протяжении своего су-ществования десятки раз подвергалась почти полному разрушению от рук иностранных завоевателей, уничтожалась в огне жестоких пожаров. Русские летописи содержат страшные описания полного разорения города.

В 1237 году хан Батый „люди избиша от старьца и до сущаго младенца, а град и церкви святые огневи предаша и монастыри вси и села пожгоша”.

Подверг Москву уничтожению и хан Тохтамыш в 1382 году: „Не видети иного ничегоже, развее дым и земля, и трупиа мертвых многых лежаща”, — сообщал летописец.

После разорения города польскими интервентами в 1612 году вместо улиц и переулков остались сплошные пустыри, заросшие вскоре чертополохом и бурьяном. Все кремлевские здания были приведены в жалкое состояние — дворцы и соборы стояли без кровель, все внутреннее убранство и мебель были сожжены. Посетивший вскоре Москву шведский посол заключил: „Таков был страшный и грозный конец знаменитого города Москвы”.

Однако Москва не погибла, как не погибла она и после нашествия наполеоновских армий в 1812 году, хотя город тогда был уничтожен на три четверти.

Словно чудесная птица Феникс, многократно возрождалась Москва из пепла, становясь всякий раз еще более прекрасной и сильной, чем была, не теряя при этом характера древнего города.

Тяжелые испытания, выпадавшие на долю Москвы, влияли не только на ее внешний облик. Они углубляли любовь к ней, обостряли ощущение неразделимости понятий „Москва” и „Россия”, рождали высокие патриотические чувства.

Любовью, гражданским пафосом, уверенностью в незыблемости Москвы, Кремля проникнуты слова А. С. Пушкина:

Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.

Москва привлекала и привлекает поэтов, писателей, художников, композиторов не только красотой своих архитектурных сооружений, улиц и площадей, набережных, садов и парков. Она всегда вдохновляла и вдохновляет прежде всего тем, что является символом России, выражением национального духа, национальной истории. Именно это составляет и своеобразие изобразительной летописи Москвы, с которой знакомит читателей настоящее издание. Город предстает в альбоме увиденным и запечатленным художниками пяти столетий (XVI—XX вв.). Здесь иконы и миниатюры древнерусских книг, первые планы Москвы, панорамы, собственно городские пейзажи, живописные композиции на тему Москвы, бытовые и исторические картины, в которых важную роль играет город, его атмосфера.

В альбоме четыре главы: Москва в иконописи XVI —XVIII веков; Москва в искусстве XVIII — первой половины XIX века; Москва в живописи второй половины XIX — начала XX века; Москва в творчестве советских художников.

В альбом включены известные произведения выдающихся русских и советских живописцев, графиков, граверов и работы малоизвестных авторов, многие из которых впервые публикуются в настоящем издании.

Перед читателем пройдет живая история города на протяжении многих веков, воскреснут его жизнь, быт, нравы, драматические и радостные события, праздники и будни Москвы.

Если учесть, сколь сложна и драматична была история много раз почти исчезавшего с лица земли, кардинально реконструировавшегося города, то можно понять всю ценность представленного в альбоме изобразительного материала. Картины, гравюры, рисунки, созданные художниками прошлого и запечатлевшие Москву такой, какой уже не знает ее наш современник, превращаются в важные свидетельства, художественные документы, в факты истории.

Многочисленные изображения Москвы не отличаются внешне той стройностью, строгостью, тем стилистическим единством, которыми привлекают изображения Петербурга—Петрограда—Ленинграда. Они разностильны, подчас контрастны, как и сам город. Однако художественная летопись Москвы имеет свою внутреннюю цельность. Она заключена в самом отношении к городу, в понимании его существа. Что бы ни изображали живописцы и графики разных эпох — величественный ансамбль Кремля или маленькие улочки и переулки, дворцы и дворянские усадьбы или московские дворики и городские заставы, Москва для них — типично русский город, который, как ни один другой, воплотил в себе национальный характер, дух народа.

Кремль — основная тема, лейтмотив московских видов. Он привлекал художников красотой и гармонией целого, совершенством форм отдельных построек и становился объектом их пристального внимания и художественного постижения. Иногда образ Кремля присутствует в произведениях искусства лишь намеком — для уточнения изображенного на картине или в рисунке места события. Но всегда, во всех случаях он воспринимался и воспринимается как символ Москвы.

„Что сравнить с этим Кремлем, который, окружась зубчатыми стенами, красуясь золотыми главами соборов, возлежит на высокой горе, как державный венец на челе грозного владыки? — писал юный М.Ю.Лермонтов. — Он алтарь России, на нем должны совершаться и уже совершались многие жертвы, достойные отечества [. . . ]”.

Образ Кремля служил выражением идеи непобедимости, незыблемости Москвы, Родины. Он неизменно появлялся в литературе и изобразительном искусстве в периоды тяжелых исторических испытаний, выпадавших на долю страны, в пору большого патриотического подъема.

Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал.

Такой возвышенный, одухотворенный образ Кремля был навеян Лермонтову героическими событиями Отечественной войны 1812 года. И в изобразительном искусстве того времени, как и позже, после победы над фашизмом, тема Кремля приобретает особую торжественность, значительность, величавость.

Характерной особенностью московских видов является также наличие в них большого числа произведений, похожих скорее на сельские, чем городские пейзажи. Характер московской застройки, обилие речек, прудов, зелени, долго сохранявшаяся патриархальность быта — все это делало Москву непохожей ни на один европейский город. А. И. Герцен считал, что она „есть гигантское развитие русского богатого села”. За Москвой закрепилось выражение „Большая деревня”. И даже в тот период, когда шла активная капитализация Москвы, росли фабрики, заводы, банки, доходные дома, появлялись „злачные места” — язвы города; художники, как правило, видели в Москве и стремились запечатлеть то, что еще оставалось в ней от ее патриархального бытия. Так что московские пейзажи дореволюционного времени по существу своему антиурбанистичны, часто ландшафтны.

Сложившиеся в русском искусстве принципы восприятия и изображения Москвы продолжают развиваться и в творчестве советских живописцев и графиков. Древний Кремль, монастырские ансамбли, старинные усадьбы, зеленые уголки столицы, старые улицы нередко делаются объектом внимания художников как типично московские виды. Однако ведущей темой становится новая Москва, столица, бурно растущий и пре-ображающийся город. Она часто предстает в произведениях советских мастеров во всей красоте урбанистических форм, утверждающих новую эстетику города XX века —чуда техники и инженерии. Но никогда образ этот не становится олицетворением бездушного техницизма, он всегда одухотворен, очеловечен. Москва социалистическая в работах художников наших дней — это древняя русская столица, сохраняющая глубокую связь с национальным прошлым и вместе с тем город, не желающий оставаться музейной реликвией, идущий в ногу с веком.

Своеобразие московской изобразительной летописи составляет также обилие в ней работ жанрового характера. Это массовые народные сцены: толкучие рынки, катания с гор, санные гонки, народные гулянья на масленой неделе. Темы эти во все времена привлекали внимание художников, ибо в них тоже ярко раскрывался образ Москвы как города, глубоко связанного с народной жизнью, бережно сохранявшего национальные традиции. Кроме того, интерес к бытовому жанру, его активное развитие и проникновение в другие жанры — пейзаж, портрет, историческую картину — были вооб-ще типичны для московской художественной школы середины XIX — начала XX века.

Произведения русских и советских живописцев и графиков, вдохновленные Москвой, представляют не только познавательный, но и большой художественный интерес. Они в значительной мере позволяют проследить путь сложения и развития жанра городского пейзажа в отечественном искусстве. Собранные воедино, работы, посвященные одной теме, со всей наглядностью демонстрируют специфические особенности искусства на разных исторических этапах, обнаруживают сложные процессы, происходившие в нем на протяжении долгих веков, выявляют яркие творческие индивидуальности отдельных мастеров, бесконечное многообразие взгляда на мир и возможности его художественного претворения.

Сравним для примера три произведения, в которых изображен Московский Кремль. В первом случае это Кремль глазами иконописца XVII столетия Симона Ушакова, во втором — пейзажиста первой половины XIX века Максима Воробьева, а в третьем — глазами советского живописца Петра Оссовского.

Симон Ушаков. Икона. "Древо Московского государства. Похвала Богоматери Владимирской"

На иконе Симона Ушакова „Древо Московского государства. Похвала Богоматери Владимирской” (1668) изображение Кремля занимает лишь часть большой композиции, исполненной в традициях русского иконописания. Произведению этому свойственны условность, отвлеченность, символика. Его идея — прославить Московию, угодное богу и находящееся под божественным покровительством Русское государство, пышно расцветшее в царствование Алексея Михайловича. Кремль на иконе — символ Москвы. Иконописец вставляет не реальный вид Кремлевского ансамбля, а лишь основные его элементы: часть крепостной стены со стороны Красной площади, Спасскую и Никольскую башни и Успенский собор, из которого и произрастает геологическое древо Московского государства. Фигуру царя и членов царствующей фамилии оказываются выше крепостных стен и башен. А икона Владимирской богоматери – почти вдвое больше здания собора. Сами формы архитектурных сооружений — зубчатые, двойные в ту пору стены Кремля и ров между ними, названный по имени его создателя Алевизовым, крепостные башни, пятикупольный Успенский собор —переданы иконописцем достоверно и до мелочей точно. Выдержаны правильные соотношения ярусов башен и пропорции собора. Запечатлены детали — декоративные украшения, окна на барабанах куполов и прочее. Все это говорит о том, что реальный мир для русско-иконописца второй половины XVII столетия уже был только знаком, символом. Он интересовал его сам по себе — красотой форм, пропорций, цвета. Но при всем своем интересе к реальному миру Симон Ушаков не преступает, как мы видим, грани иконописной условности. Она сохраняется во всем строе произведения, его идее, характере композиции и в цвете, сближенный к реальной окраске архитектурных кружений — красных кирпичных стен и светлого Успенского собора, — цвет в иконе остается условным, декоративным. Густо-розовый и светло-зеленый тона стены и храма в сочетании с золотом фона, куполов, парчовых царских одеяний рождают настроение светлой праздничности и сливаются в общий „хор” красок иконы, выражающий „похвалу Богоматери Владимирской”, покровительством которой, как считалось, пользовалось Московское государство.

Максим Воробьев. Вид Московского Кремля со стороны Устьинского моста. 1818 г.

Максим Воробьев. Вид Московского Кремля со стороны Каменного моста. 1819 г.

На картине Максима Воробьева „Вид Московского Кремля со стороны Каменного моста” (1819) перед нами возникает уже реальный вид Кремлевского ансамбля, каким он был в начале XIX века. Кирпичные крепостные стены здесь выглядят золотисто-коричневыми, а соборы и колокольни в солнечных лучах кажутся золотисто-белыми. Все запечатлено вполне натурально. Однако художник не ограничился задачей достоверно зафиксировать увиденное с определенной точки. Пейзаж М.Воробьева проникнут патриотической идеей утверждения только что пережившей страшную „грозу 1812 года” древней столицы России, ее нетленности, вечности. Один из ярких представителей русского академического пейзажа первой половины XIX века, Воробьев выражает эту идею средствами, доступными искусству его времени, свойственными его творческой натуре. Он ищет целостности, ясной построенности композиции. Художника привлекают не сами по себе архитектурные памятники Кремля — стены, башни, соборы, дворцы, — а Кремлевский ансамбль в целом, в органической связи с русской природой.

Окутанный голубой воздушной дымкой и освещенный мягким солнечным светом, Московский Кремль в изображении Воробьева кажется прекрасным замком, легким, призрачным, светлым. Идилличность картины мирной жизни подчеркивают стаффажные фигурки первого плана — рыбаки в лодках, женщины, стирающие в реке белье.

Произведение Воробьева проникнуто чувством безмятежного покоя и гармонии бытия. Этому способствуют не только размеренная трехчастная композиция пейзажа, но и мягкая цветовая гамма, построенная на сочетании голубых и золотисто-коричневых то-нов, и ровное, спокойное освещение, создающее легкую светотень, с помощью которой художник выявляет архитектурные формы, передает едва приметное движение воды в реке и облаков в небе.

П.П. Оссовский. Московский Кремль ночью. 1979 г.

Кремль в изображении Петра Оссовского („Московский Кремль ночью”, 1979) по-своему романтичен. И для советского художника, как в прошлом для С. Ушакова и М.Воробьева, он является символом Москвы, России, Родины. Но Оссовский говорит об этом языком живописи нашего времени, и его произведение проникнуто настроениями нашей эпохи.

На большом горизонтальном холсте в тревожных красных отсветах возникает величественный силуэт Кремля, соединившего в себе историю и современность; это Кремль с его белокаменными златоглавыми соборами и Кремль со Спасской башней, увенчанной теперь пятиконечной звездой, Кремль с красным флагом, развевающимся на куполе здания Совета Министров.

Оссовский пишет Кремль с такой точки зрения, при которой на его изображение словно наслаиваются формы храма Василия Блаженного, Мавзолея В.И.Ленина и других строений первого плана, отчего по контрасту со свободным пространством неба нижняя часть картины кажется предельно заполненной, тяжелой, и Кремль предстает неразрывно связанным, слитым, спаянным с землей. Эти стены, крыши — плоть от плоти холма, на котором он стоит.

Уверенно, смело художник составляет архитектурные формы из крупных цветовых плоскостей. Язык его лапидарен. Он строит изображение на сопоставлении больших обобщенных масс. Энергичной линией очерчивает светлые силуэты на темном фоне, темные на светлом. Контрасты света резки, цвет напряженно декоративен. Пейзаж исполнен ощущения романтической приподнятости, внутренней напряженности и торжественного величия. Так увидел и художественно выразил Кремль наш современник.

Мы взяли для сравнения произведения, отдаленные друг от друга большими временными промежутками, стремясь выявить, сколь различны основы, принципы искусства разных эпох, приемы и средства их выражения. Но часто и взгляд художников-современников видит тот же объект неодинаково. Здесь проявляется уже своеобразие творческой индивидуальности мастера.

Интересно в этом плане сравнение двух гравюр XVIII века с изображением Успенского собора Московского Кремля работы Ивана Соколова и Михаила Махаева — „Успенский собор (Вид в проспекте Соборной церкви и перед оной площади и протчему строению)” и „Вид Успенского собора и Грановитой палаты с частью собора Ивана Великого” (гравирован по рисунку М. И. Махаева Н. Я. Саблиным).

Иван Соколов и Михаил Махаев. Успенский собор
(Вид в проспекте Соборной церкви и перед оной площади и протчему строению)

На гравюре Соколова перед нами огромный величественный пятиглавый храм с высокими стенами, четко разделенными лопатками и завершающимися энергичными полукружиями закомар. Крупные объемы куполов с небольшими, едва намеченными крестами высятся на мощных барабанах, кровли почти не видно.

Помещенное в центре листа, здание собора зрительно отделено от Грановитой палаты и кажется много выше и крупнее ее и других стоящих рядом сооружений.

Гравюра Соколова отличается красотой строгих, сильных линий, отсутствием дробности, детализации.

Вид Успенского собора и Грановитой палаты с частью собора Ивана Великого
(гравирован по рисунку М. И. Махаева Н. Я. Саблиным).

Художественной манере Махаева свойственны большая мягкость, тонкость, изящество. В его изображении Успенский собор предстает совсем в ином обличье. В нем нет той мощи и грандиозности, которые отличают это сооружение на гравюре Соколова. Солнечное освещение и легкая воздушная дымка смягчают очертания форм. Нет резких контрастов, четкая конструктивность сменяется мягкой светотеневой лепкой, легким движением тонких линий. Здание храма не доминирует в композиции. Оно становится частью большого архитектурного ансамбля.

Художник уделяет немалое внимание изображению деталей. Изящной линией вырисовывает он ажурные кресты на куполах собора, ряды черепицы на кровле, возвышающейся над удлиненными закомарами, колончатый пояс. Таков Успенский собор глазами Махаева.

Своеобразие взгляда художника на мир, особенность его восприятия города проявляются и в том, что он в нем замечает.

Здесь тоже играют свою роль категории временные, эпохальные, категории направленческие и категории личностного, индивидуального восприятия.

В XVIII веке виды древней столицы — это официальная, парадная Москва. Чаще всего в ту пору изображались панорамы Кремля. Позже, в середине и второй половине XIX века, интерес вызывали, как правило, тихие уголки непарадной, будничной Москвы.

Передвижники-жанристы воспринимали Москву как неприглядное место жизни угнетенного и обездоленного народа, они показывали изнанку города, его дно. А мастерам „Союза русских художников” древняя столица виделась красочной, праздничной. В ней, в ее памятниках старины чувствовали они, по словам К. Ф.Юона, выражение „сердца самой нации”.

Шумной, многолюдной, яркой представлял К. Ф.Юон и советскую Москву. Его современница, художница А.Ф.Сафонова, изображала ее тихой, задумчивой, лиричной. Т. А.Маврина любит старые кривые московские переулки с церквушками среди разностильных домиков за покосившимися заборами. И.П.Обросов — новую Москву, город XX столетия, в красоте его строгих стальных конструкций, больших гладких плос-костей, ясных и точных линий.

Тема „Москва глазами художников” не знает предела. Каждое новое поколение мастеров изобразительного искусства, и не только поколение в целом, но и каждая яркая творческая личность несут с собой новый взгляд, новый аспект, новое образное решение. Тема эта неисчерпаема, как неисчерпаемо само искусство, и вечна, как вечна Москва.

(Москва глазами художников)